интервью из свободного доступа сети интернет.
***************
- Александр, расскажите немного о себе до того момента, когда Вы были призваны в армию. Где учились, увлекались ли каким-то видом спорта?
- Да рассказывать особенно не о чем. Жил, как и все мои одногодки. Учился в средней школе № 3 (нынешняя школа-лицей). Закончил автошколу, что стало потом решающим фактором в определении мое военной специальности. Что касается спорта, то ходил в секцию пулевой стрельбы, также увлекался настольным теннисом
- Должен отметить, что настольный теннис не самый «боевой» вид спорта.
- (Улыбается) Может и так, но реакцию тренирует, а это лишними не бывают. Кстати в рабочей спартакиаде ОГОКа и до сих пор по этому виду держим первые места.
- Так получилось, что службу в Афганистане Вы проходили в период 1987-1989 лет и были одним из тех участников контингента, кто последним выходил из ДРА?
- Должен сказать, что у нас тогда был шанс вообще избежать службы в Афганистане. Первоначально, поскольку у меня были водительские права, нас отправили в учебную часть, которая находилась в Армении в городе Ленинакан (он впоследствии был разрушен сильным землетрясением). Наша часть находилась всего в трех километрах от границы с Турцией. Особенностью этой «учебки» было как раз то, что водителей в ней готовили именно к службе на территории Афганистана. Но в это время у власти был уже Горбачев и тогда начали ходить слухи, что войска будут выводить. Поэтому нам говорили, что возможно в Афганистан нас уже и не отправят.
- Наверное, очень хотелось, что так и будет. Ну а когда поняли, что готовят именно для Афганистана, был ли какой-то страх? Или же была надежда, что все обойдется.
- Да какая надежда может быть у солдата. Куда отправят – туда и поедешь. Да и в 18 лет многого в жизни не понимаешь. Но родителям я не писал, что нас отправляют в Афганистан. Не хотел их без причины тревожить. Тем более, что отправляли все таки не всех. Кто-то остался в «учебке», кто-то получил направление в другие части. Но, в принципе, мы с самого начала знали к чему нас готовят. Да и по специфике нашей подготовки это было хорошо видно.
- Кстати, такой вопрос, в чем заключается особенность подготовки водителя именно к горным условиям? И как вообще Вы оцениваете те знания и навыки, которым учили в вашем учебном центре.
- Как я уже говорил, там целенаправленно готовили водителей именно к условиям Афганистана. Поэтому учили несколько водить машину, а больше делали упор на подготовку как мотострелков. Каждую неделю у нас были полигонные стрельбы из всех видов стрелкового оружия (автоматы, пулеметы, гранатометы, стрельба из снайперской винтовки). В основном нас учили особенностям езды «колоннами», а не гнать на скорость или что-то подобное. Одним из видов такой подготовки были 250 и 500-километровые марши автомобильной колонной. Преподавали нам прапорщики и офицеры, некоторые из них уже имели опыт службы в Афганистане.
Прошли мы также и так называемую «обкатку танками» (эту процедуру можно увидеть в нашумевшем фильме «9-я рота»). Отдельной дисциплиной была саперная подготовка. Мы должны были научиться обезвреживать мины, распознавать так называемые «мины-сюрпризы». Они как раз и были рассчитаны на молодых и неопытных солдат. Бывает, боец увидит какую-то красивую коробку на дороге, поднимет – взрыв. Или соблазнится на вроде как забытый «ничей» магнитофон (который взорвется когда музыка доиграет), фонарик (нажмешь кнопку и без руки останешься). Нам пытались передать тот опыт, который был накоплен за годы той войны и действительно во многом был оплачен кровью.
Относительно горных условий, то там действительно есть своя специфика. Например, когда мы только попали в Афганистан, нас сразу спросили на каких автомобилях мы проходили обучение. Мы и говорим, что на "ЗИЛ-131". А нам говорят, что «здесь таких машин нет». Как потом объяснили, в горах, из-за разреженности воздуха, машины с карбюраторными двигателями просто глохнут. Поэтому лучше всего для гор подходят машины с дизельными двигателями такие как «КамАЗ», «Урал». Уже потом в
Афганистане я убедился, что так оно и есть. А так тренировались мы на ЗИЛ- 131. Хотя в соседнем с нами учебном центре водителей готовили на машинах с дизельными двигателями.
Были и другие нюансы управления автомобилем в горах. Там, то затяжные спуски, то подъемы, сложные условия горных дорог. Помню, как мне рекомендовали перед подъемом заблаговременно переключаться на четвертую передачу, чтобы не терять скорость и время. Сначала я не знал такого момента, что в горах от перепада высоты «закладывает уши». Как-то так еду и кажется мне, что двигатель заглох. А машина все равно двигается. Я поворачиваюсь к своему прапорщику, ничего не понимаю, пытаюсь от него получить ответ, губы двигаются, а своего голоса не слышу. Но ничего, «продулся», все нормально.
- Какие наиболее практические рекомендации вы слышали от инструкторов?
- Прежде всего, чего нас учили главному – никогда не выпускать из рук оружие. Даже если выходишь из машины, простите за откровенность "пописать" - оно всегда должен быть с тобой. Это нам «прививали» сразу. Бывало, кто-то свой автомат где-то забывал, оставлял без присмотра. Не скажу, что нас за это слишком жестоко наказывали, но в таких случаях нам приходилось всем взводом бегать не один десяток километров, расплачиваясь за «забывчивость» конкретного солдата. Оружие должно быть всегда с тобой и эту науку мы усваивали крепко.
- Сколько Вы пробыли в учебном центре и когда попали непосредственно в Афганистан?
- Наша подготовка длилась полгода. Я призывался во время весеннего призыва 87-го года и как раз 9 мая на День Победы у меня были проводы в армию. А 4 ноября, за несколько дней до другого советского праздника (Дня октябрьской революции 7 ноября), мы пересекли границу с Афганистаном.
- Каким способом шло перемещение?
- Сначала нас привезли на аэродром в Ереван. Дальше мы перелетели самолетом в Ташкент, откуда поездом нас доставили в приграничный Термез. И уже из Термеза нашу группу водителей перевезли "КамАЗами" на распределительный пункт, а потом уже непосредственно часть. На место мы добрались без эксцессов. Нас водителей из разных учебных центров собрали в одну группу. Национальный состав был достаточно пестр, были и чуваши, молдаване, армяне. В общем, полный «интернационал».
Продолжение-1...
- Ваши первые впечатления от Афганистана?
- Такое будто ты попал в сказку «Али-Баба и сорок разбойников». Верблюды, нагруженные дровами и какими-то мешками, караваны. Непонятная экзотика.
- Вас сразу направили на место службы?
- Нет, определенное время мы находились при нашем командном пункте бригады. Потом получили машины, сменив тех водителей, которые были перед нами.
- Вблизи каких населенных пунктов проходила Ваша служба?
- Мой гарнизон размещался рядом с кишлаком Таш-курган, как раз на границе пустыни и горной части Афганистана. Неподалеку находился известный город Мазари-Шариф. Его долго талибы потом взять не могли, а я туда в магазин ездил за покупками. Кстати, Мазари-Шариф после Мекки считается одним из самых значительных центров ислама. Там есть огромная мечеть с голубыми башнями.
- Какие задачи стояли перед вашей частью, и в чем заключалась специфика службы?
- Наша часть занималась обеспечением топливом практически всей 40-й армии и была растянута такими себе точками-гарнизонами на 400 километров, начиная от Термеза (на границе из СССР) и в глубь Афганистана. Об этом немногие знают, но основная масса горючего для нашей армии поступала специальными трубопроводами. По одному перекачивалось авиационное горючее (керосин), а другой трубой шло дизтопливо. Это все качалось к аэродромам и базам Кабула и Баграма.
Наибольшая опасность заключалась в том, что перекачиваемое нашими трубопроводами топливо слишком уж хорошо взрывалось и горело. Вот в новостях показывали, как в Ираке нефтепроводы горят, так у нас такое было каждый день. Армия без горючего воевать не может. А поэтому нападения и на сами трубопроводы, и на гарнизоны-точки, которые были разбросаны вдоль них, были регулярными. Кстати, в случае повреждения трубопровода нам нужно было выезжать для ликвидации аварии даже ночью. Особенно интенсивно это пришлось делать именно в период выведения войск, когда выходило огромное количество техники, которой нужно было горючее.
- Расскажите, что визуально представлял из себя Ваш гарнизон?
- Он состоял из 10 человек. Это лейтенант, я (прикрепленный от автомобильного батальона водитель) и восемь солдат. Из Украины было двое - я да еще один парень со Львова. Были два узбека, два азейбарджанца и двое родных братьев с Москвы. Сам гарнизон визуально представлял с себя такую себе небольшую сельскую «хатку». Она состояла из нескольких комнат – в спальном помещении находилась рация, коридор был одновременно и оружейной комнатой заставленной ящиками с боеприпасами (в случае нападения каждый из нас должен был захватить с собой ящик патронов или гранат) и небольшая комната-столовая. Принимать пищу приходилось в два захода, поскольку за один раз весь наш «гарнизон» там поместиться не мог. Своими руками была построенная и небольшая банька. Здесь же находилось насосное оборудование, с помощью которого осуществлялась перекачка. Территория по периметру была окружена окопами, двойной колючей проволокой и у каждого из нас был свой сектор обстрела. Наш арсенал состоял из личного оружия (автоматы и пулеметы). На крыше стоял крупнокалиберный пулемет "Утес" (калибра 12,7 мм). Вот и практически все. Правда, нужно отметить, что нас охраняли еще два БТР, но без десанта.
- Должен сказать, что Ваш «гарнизон» вряд ли можно назвать таким уж многочисленным. 10 человек и экипажей БТРов - где-то четырнадцать бойцов. Какое расстояние было от вас к ближайшему гарнизону и реально ли в случае нападения было получить помощь?
- Так сразу трудно и вспомнить. Где-то километров двадцать. Конечно, что мы могли вызывать помощь. Но в первую очередь нужно было рассчитывать на себя. Поэтому нас сразу настраивали и предупреждали быть очень осторожными и не расслабляться. Нам рассказывали, что незадолго перед нашим прибытием соседний с нами гарнизон выбили весь (хотя позже я узнал, что один парень таки выжил, его раненного приняли за мертвого и не стали добивать). Так там вообще служили только пять человек.
- Оптимизма это вряд ли добавляло...
- Там вообще ничего оптимизма не добавляло. Особенно сначала, когда ничего еще не знаешь и всего боишься. Гарнизон обстреливали, постоянными были нападения и на трубопроводы. Ребята у нас часто получали тяжелые ожоги. Мне неоднократно приходилось перевозить раненных и обгоревших.
- В чем заключались непосредственно Ваша «работа», если это можно так назвать?
- Я был водителем патрульно-аварийной машины. Это был обычный старенький "КамАЗ"-вездеход с большими колесами, которого мы называли "крокодилом". Надо сказать, что достался он мне далеко не в идеальном состоянии (мотор после ремонта, приборы не работали) и пришлось долго мучатся, чтобы довести машину до ума. Обычно меня во время рейсов сопровождал БТР, или как это называлось «коробочка». Главные наши задачи – патрулирование и ликвидация аварий. Мы должны были не допустить повреждения труб трубопроводов и оперативно ликвидировать аварии. А это очень нелегко. Длина каждой трубы 6 метров, вес – 80 килограммов. А представьте себе пылающий 30-метровый фонтан «солярки». Авиационное топливо на 50-градусной жаре вообще вспыхивало как бензин. Даже без диверсий и нападений поддерживать работу трубопроводов было опасно. Жара, большие физические нагрузки. А можно было еще и на ловушку нарваться. Прострелят трубу, а рядом еще и мину заложат. Приезжают такие как мы, начинают ремонтировать, а в этот момент мину подрывают. И так практически все 400 километров, через которых тянулся наш трубопровод, через знаменитый перевал Саланг вглубь страны. Вон когда показывают кинохронику афганской войны на заднем плане как раз вдоль трассы можно увидеть наши трубы.
- Получается, Вашей части нужно было и охранять эту топливную магистраль, и восстанавливать ее в случае повреждения?
- Да, причем повреждения могли быть вызваны не только диверсиями. То машиной переедут их, то танком передавят. Добавляло хлопот и местное население. В кишлаках была сильная бедность. Дрова там ценились на вес золота и афганцы достаточно часто крали горючее, чтобы хоть как-то обогреть свои жилища зимой. Поэтому в кузове моей машины перевозились трубы, задвижки и другое оборудование для ремонтов.
Ликвидировать аварию было чрезвычайно сложно. Достаточно было одной дыры от пули, чтобы из трубы под огромным давлением едва не в 20 атмосфер вырывался фонтан солярки или авиационного керосина. Пока заделаешь пробоину – будешь с ног до головы облит топливом. Соляра это еще ничего, а вот керосин кожу буквально разъедал. Сколько так горючего за годы войны было разлито трудно и подсчитать.
- Скажите, отвечает ли действительности высказывание «Быстрее едешь - дольше живешь», которое приписывают именно водителям, которые служили в Афганистане?
- Конечно, лично я всегда пытался ехать максимально быстро. При таких условиях был шанс, что даже при наезде на мину, взрыв пройдет не под передним колесом, а где-то под задним мостом. Вот здесь надо вернуться к вопросу карбюраторных двигателей в горах. Проблема была в том, что сначала в Афганистане были только бронетранспортеры типа БТР- 60 и БТР- 70 в которых были карбюраторные «газоновские» двигатели и только потом уже появились БТР- 80 с дизельным «камазовским» двигателем. Проезжать за день мне приходилось много по самой разной местности (и пустыней, и горами). И наши БТР за нами иногда просто не успевали ехать так быстро, как хотелось б. Но в целом они нас часто выручали и мы знали, что сможем спрятаться за их броню, и нас прикроют огнем.
- Многие говорят, что работу водителя в условиях Афганистана считали едва не наиболее опасной. И в фильмах нападения на колонны достаточно ярко отображают трагедию засад и диверсий, жертвами которых становились в первую очередь водители автомашин.
- Опасно там было везде, независимо в каких войсках и части ты служил. Нарваться можно было где угодно. В конце концов, как сказал один из наших орджоникидзевских афганцев, можно было погибнуть еще по пути в Афганистан. Ну а если говорить о водителях, то можно посмотреть на цифры. За годы войны было потеряно около 300 самолетов и вертолетов, около полутора тысяч танков и другой бронетехники и – около 11 тысяч автомобилей! Мне всегда напрашивалось там такое выражение – «Все водители немного камикадзе». Так что естественно, что было опасно. Возможно, мне в чем-то повезло, что я служил в специфической части и перемещался на одиночной машине. Она, может, была менее соблазнительной мишенью для нападения. Но колонны во время поездок я встречал, обгонял и ехал дальше. По службе приходилось перевозить и еду для гарнизонов, и боеприпасы.
У меня самого "КамАЗ" дважды горел. Один раз несильно, очевидно трассером подожгло. А вот во второй раз кузов пылал уже серьезно. Опять же, если бы машина была на бензине, то я не рисковал бы и убегал. А так ничего, смог потушить. Не раз приезжал к своим с простреленными колесами, а то и на самих ободах.
- Вы помните свой первый бой, когда попали под обстрел?
- Так сразу трудно и ответить. Просто в основном гарнизон обстреливали ночью. А ночью что ты можешь увидеть. В круговую стреляешь, чтобы просто близко не подпустить. Хоть расстояния во время боя были не такие уже и большие, иногда можно было услышать как «духи» переговариваются между собой.
- Вам приходилось видеть противника, или специфика нападений была таковой, что он оставался невидимым?
- Понимаете, там не все так просто и часто было непонятно кто за кого и против кого воюет. Я, бывало, еду, вижу – сидят около кишлака человек тридцать, все с оружием. Нас увидели – присели. Но не стреляют. Вот и выходит, что мы их не трогаем и они нас. Поэтому не всегда, когда ты видел афганца с автоматом, в него нужно было стрелять. Они как партизаны – за кого он сегодня непонятно.
- Но были какие-то писаные или неписаные рекомендации относительно ситуации, когда поблизости находятся вооруженные люди?
- Было неписаное правило - там, где живешь, там лучше на неприятности лишний раз не нарываться. Все-таки, там действуют неписаные законы шариата, и местные обычаи и традиции нужно было учитывать. Хоть некоторые наши ребята из-за этого и нарывались. Скажем, в Афганистане нельзя было посмотреть в лицо женщине, которое спрятано за чадрой – для афганцев это была страшное оскорбление. Даже если бойца потом переводили в другую часть – его искали, чтобы отомстить. Хотя нужно сказать, что все зависело от местности и района. В селах там все женщины ходят в чадре, начиная от маленькой девочки и до старой бабки. А вот заезжаешь в город, то там уже пятьдесят на пятьдесят – есть местные комсомолки, которые с открытым лицом ходят, а есть и те, что с чадрой.
Кстати, у мусульман особый календарь. И пятница для них, как для нас воскресенье. Поэтому в четверг на вечер они все пытались попасть домой, а субботу шли в горы. В этот период от поездок лучше было отказаться, чтобы лишний раз не рисковать.
- А как, вообще, у Вас складывались отношения с местным населением? Кем они были для вас - потенциальным врагом, просто ли людьми со своими радостями и горем?
- Трудно сразу сказать. В целом, кишлаки у нас делились на две категории: «комсомольские» (лояльные к советским войскам) и «духовские» (которые поддерживали боевиков). Я достаточно часто общался с местными водителями-афганцами. Бывало в дороге нужно отремонтироваться, попросишь какого-то ключа или еще что-то. А, бывает, едешь, когда афганец на дороге показывает пустую емкость и просит воды ему налить. Наливаешь прямо из фляги. Когда-то подобрал двух афганцев, в которых бандиты отобрали машину. И что интересно, они тех не душманами называли, а «басмачами». И вот взрослые мужчины со слезами на глазах просятся к тебе в машину, потому что иначе им просто не выжить. Ну что делать, не бросать же их помирать в пустыне, позволили в кузов сесть, довезли до поста царандоя (афганской милиции). Вообще ситуация, когда бандиты грабили машины, была не редкостью. Помню, как меня поразило, когда бандиты из автоматов расстреляли обычный автобус с мирными жителями. Когда мы прибыли на место вместе с местной милицией, то в пробитом пулями салоне были четверо убитых и раненные. Запомнилось тогда четко очередь от пуль, как раз на уровне пассажирских сидений. Наверное, водитель хотел проскочить, поэтому они его сбоку прорешетили. Что лично меня тогда удивило – никто не стонал и не причитал. То ли менталитет там такой, то ли боялись чтобы не добили – не знаю. Мы помогли достать раненных и убитых, постреляли немного по сторонам, больше для острастки.
Бывало мы им помогали, бывало они нам. У меня в машине что-то подварить было надо. Рассчитывались по разному. Были у нас и местные деньги «афгани» (их там называли «афошки»), хоть нам их и запрещали, но они у нас все равно были. Да и «чеки» нам выдавали. Неподалеку от нас были горячие источники вблизи которых жили не просто бедные крестьяне, а реально нищие. Халаты у них были как будто из лоскутков пошитые. Выживали эти несчастные люди лишь за счет кирпича, который они сами делали и продавали. Бывало завезешь им несколько буханок хлеба, банку ли тушонки, они тебе совету, благодарят.
Я, кстати, достаточно неплохо научился разговаривать по-местному. Во-первых, у нас были маленькие разговорники, да и с местными достаточно часто общались. Там у них то ли пушту, или фарси, но на котором именно я с ними разговаривал даже не знаю. У нас на гарнизоне по телевизору иногда индийские фильмы с афганским переводом. Так я нашим ребятам умудрялся даже переводить. Хотя наши солдаты, которые были призваны з Средней Азии, с местными разговаривали почти свободно, языки ведь очень похожие. Помню после возвращения долго афганские слова в разговоре проскакивали. Особенно спросонья, когда жена будила еще долго мог пробормотать привычное «Чи меги? (что говоришь?).
- Как часто Вы бывали в других гарнизонах и как там протекала жизнь?
- Обычно протекала. Я через полгода службы нашел в мотострелковом полку своего друга Евгения Карабута. Мы с ним дружили еще со школы, учились в параллельных учебках и даже переехали границу с Афганистаном на одной машине. Я потом часто заезжал к нему в гости. Кстати, у нас на каждой машине было написано название города или региона, из которого ты был призван. Бывало едешь, видишь знакомое название и можешь поздороваться с земляком. У меня на «КамАзе» было написано «Днепропетровск».
- Расскажите о быте вашего гарнизона?
- Ну о его общем виде я уже рассказывал. Что касается нас, то внешний вид у нас был еще тот. Одетые и обутые кто во что (кто к камуфляже, кто в кроссовках, кто в сапогах) выглядели, как будто какие-то партизаны. Нарядов и других атрибутов армейской службы мирного времени просто не было и это там было и не нужно. Электричество мы получали от автомобильного генератора, поэтому получали, по крайней мере, свет небольших лампочек на 24 Вольта. Дважды на месяц получали еду, за которой ездил я. Первую неделю можно было жить роскошно и, когда захочешь – смело отрываешь банку тушенки. А вот потом, в конце второй недели, приходилось быть экономнее. Некоторые продукты, скажем, печенье и соки, мы могли купить в больших гарнизонах, где были магазины военторга на чеки. А еще в кишлаке неподалеку от нас были огромные сады гранатовых деревьев. Так что гранатов я накушался на всю жизнь.
- Как-то пытались отмечать праздники или Дни рождения. Что-то дарили в таких случаях?
- Чего-то особенного дарить было ничего – у всех все одинаковое. Сейчас так и не вспомнишь. Могли немного разнообразить наше «меню». Купишь печенья сухого квадратного. Выложишь аккуратно, намажешь сверху сгущенкой, потом каким-то джемом. Оно просачивалось и выходили такие самодельные «тортики» Помню, как-то в письме сестра написала, что на мой День рождения заказала для меня песню на радио (кажется "Маяк"). Я в этот день ночевал в чужом гарнизоне, нашел там это радио и слушал со всем его треском, пытался услышать, поздравят меня или нет.
- И как, услышали?
- Да, честно говоря, не понял, наверное, одним списком всех поздравили и все. Но свое имя пытался все же разобрать.
Продолжение-2...
- Александр, во многих фильмах на военную тематику значительную часть быта солдат занимает поиск спиртного и употребление, так сказать, «легких наркотиков». В отношении тех, кто воевал в Афганистане это даже стало стереотипом, мол «все там только и делали, что травку курили»
- Спиртного у нас не было, мы все-таки не американцы с их сервисом. Почти не было… (улыбается). В общем, со спиртным было особо не разогнаться. А наркотики там были и не только «легкие». Но я этим не увлекался. Вообще, это уже от человека зависело. Кто-то там пробовал, а здесь – уже нет. А кто-то как подсел, так и дома продолжил. Относительно местного населения, то там наркотики вообще привычным явлением были. Бывало, заезжаешь в кишлак, смотришь - чай пьют. Но «по-местному». Сначала на кончик ножа наберут опиума, положат в рот и потом уже горячим чаем запивают. Вот так и "кайфують", да еще работать умудряются. Кстати, нам рассказывали, что в это время стоимость килограмму опиума в Советском Союзе была то ли 50 то ли 70 тысяч рублей, деньги просто космические. Относительно гашиша (этот вид наркотика по-местному назывался "чарс"), то купить там его было так легко, как у нас у бабушек семечки. Его там продавали везде и все, начиная от маленьких детей. Кстати, именно мазари-шарифский «план» считался лучшим в Афганистане. Бывало, спрашиваешь там у местного торговца «Чарс хоб?» (мол, чарс хороший?). А он руки в знак восхищения своим товаром поднимет и гордо скажет «Мазариф» (мол, мазарифский, лучше нету). Вообще, контрастность в этой стране просто поражала. Скажем, многие местные жители не имели даже обуви, в то время как в магазинах там можно было легко купить японские магнитофоны (символ настоящей роскоши в СССР). Много афганцев, особенно детвора и торговцы достаточно хорошо разговаривали на русской (выучили за годы пребывания наших войск в Афганистане).
– Кстати, что вообще мог позволить себе советские солдат в Афганистане на свои финансы?
– Сейчас вспомню. Рядовой получал в месяц 23 «чека», сержант – 27 «чеков». Курс был приблизительно таков – за 100 наших чеков давали 5 тысяч местных «афгани». В мое время, когда начался вывод, курс поднялся. Что мы могли себе позволить? Ну, к примеру, хлебная лепешка стоила пять афгани. Арбузы и дыни были очень дешевые, даже не помню сколько. Пачка сигарет «Ява» стоила уже 50 афгани (пачка американских сигарет была в два раза дороже), столько же стоила бутылка «Кока-Колы» или палочка «чарса». Дешевые электронные часы можно было купить за 300 афгани (электронные часы на 7 мелодий стоили уже 700 афгани). А вот за механические японские часы таких марок как Рикон, Ариэнт, Сейко стоили значительно дороже - 4,6,7 тысяч афгани. Что касается одежды, то костюм «плащевку» можно было выторговать за 700 афгани. Джинсовый костюм («варенка») стоил где-то полторы тысяч афгани. Ну и за бутылку водки (иногда все же была) нужно было выложить 1200-1500 афгани. Дороже всего там была бытовая техника – телевизор отдавали за 12 тысяч афгани, а магнитофоны «Сони», «Шарп» стоили уже от 200 до 400 «чеков». Ну и тысяч за 60 местных «афошек» можно было купить жену среднего качества (улыбается). Это что касается финансовой стороны жизни советского солдата в Афганистане.
– А как вы относились к военнослужащим афганской армии и милиции?
– Вот как раз этим ребятам мы особо не доверяли. Хоть они формально были и за нас, но от них всегда можно было ожидать чего угодно. Со мной был случай, когда я почти на сто процентов уверен, что они меня хотели угрохать. Еду по трассе, когда меня начал догонять афганский БРДМ (боевая развед-дозорная машина). Обычно на бронетехнике все люки открытыми держали (ликвидировало избыточное давление при попадании из гранатомета), а тут смотрю – все люки закрыты, а пулеметная башня назад повернута и ствол пулемета вверх направлен. Меня это насторожило. И вдруг их БРДМ меня начал резко подрезать. Я по тормозам (чуть их не сжег) и еле-еле сумел от столкновения увернуться. А не среагировал, так слетел бы с дороги вместе с «КамАЗом» в ущелье. И докажи потом, кто-то машину «подрезал», или сам на дороге не удержался. Нам он другие ребята рассказывали, как там солдат в афганскую армию набирали. Окружают село и загребают кого сумеют. Зачастую такой афганский «призывник» пару недель на базе морду отъест, а потом оружие прихватит и в горы к своим. Хорошо, если при этом кучу народу не перестреляет. Конечно, среди афганцев разные люди попадались, но к своим официальным «союзникам» нашим солдатам приходилось относиться настороженно.
Да и некоторых формально «своих» мы недолюбливали. Особенно ребят из ВАИ.
– А это что еще за «зверь» такой?
– Ну если ГАИ у нас «Государственная автоинспекция», то ВАИ – это «Военная автоинспекция». В общем, играли в Афганистане ту роль, которую у нас на мирных дорогах играют обычные гаишники. Нравы у них были более чем похожие. Как будто нам водителям в Афгане и без них проблем было мало. Мы ведь приезжали из Союза в части со своими водительскими правами. Так ребятам из ВАИ ничего не стоило за какое-либо нарушения эти права отобрать. У меня так несколько раз права пришлось выкупать. Последний раз наш летеха (лейтенант) за ними ездил чуть ли не в Кабул. Рассказывал, мол «подхожу там к одному такому. Убеждаю по-человечески, мол вернуть парню права надо, ему скоро домой возвращаться. Что ж ему, их потом дома восстанавливать. Сую ему 5 тысяч местных «афгани» (как уже говорилось, джинсовый костюм тогда можно было купить за полторы тысячи всего), говорю, что «немалые деньги», ты на них неделю будешь как сыр в масле кататься». А тот ему «Я и так тут как сыр в масле катаюсь». Еле уломал, чтобы за пять тысяч отдал». Так что, кому война, а кто и там умудрялся неплохо жить…
– Наверное, не так просто было выдерживать это постоянное ощущение опасности и тревоги?
- Знаете, человек может в чем то привыкнуть ко всему. И к тревоге, и к стрессам. Я помню, когда призвался, то казалось, что впереди еще лет 150 выдержать надо. Но потом как-то втягиваешься и даже в опасности появляется какая то рутина. На то, чтобы постоянно бояться там времени все равно не будет. А потом изо дня в день и время прошло.
- Были какие-то солдатские приметы? Слышал, что плохой приметой считалось оставить не отправленным написанного письма.
- Мы про это мало переживали. Да и почта у нас не каждый же день ходила. Бывало, пишешь-пишешь, целая гора писем накопится, пока их удастся отослать. Так же они и приходили. Как-то своей девушке (она потом стала моей женой), за раз пришло от меня сразу около двадцати писем. Помню, когда-то я написал своим, мол, "если от меня не будет долго писем, то вы не волнуйтесь. Здесь почту возят вертолетами, а их часто сбивают" (смеется).
- А вообще писали часто?
- Так, практически каждый день…
- Расскажите о климатических условиях, в которых приходилось нести службу.
- Климат там достаточно разный. Скажем, на перевале Саланг (высота 3600 м) зимой было до 30 градусов мороза, а летом ребята спали под одеялами. А у нас в гарнизоне наоборот, зимой – максимум «минус» 5, а вот летом было за 50 градусов жары. Жара там была понастоящему страшная. Если ключ на солнце ненадолго положишь, его потом в руки было взять невозможно. Я когда-то в кабине банку сгущенки забыл, так спустя некоторое время, когда ее открыл, она просто сварилась и стала коричневой. Там три месяца то ли зима, то ли осень, а все другое лето. Уже в мае жара просто невероятная. Хотя влажность воздуха там меньше, чем у нас, так что, по своему жара, переноситься легче.
Много хлопот нам добавляли песчаные бури, которые там называли "Афганец". Видимость при таких условиях была практически нулевой. Барханы дорогу переметали. Видишь только стоп-сигналы машины, которая идет впереди. А выезжать для ликвидации аварии было нужно все равно.
- В вашем гарнизоне были потери?
- ...(хмуро) Да. Один парень (Павел ЕладиКнига памяти 38021 - прим.админа) у нас сильно обгорел, получил ожоги больше 70% тела – ни волос, ни бровей, кожа лоскутами свисает… Я на полную машину тогда гнал, пытался быстрее довезти. Пока его вез, он еще в сознании был, но когда отправляли в госпиталь, то уже в беспамятстве. Нам лишь потом сообщили, что спасти его не удалось. Ожоги ребята у нас получали часто, но более легкие. Раненные также были.
Не надо думать, что опасно в Афганистане было только из-за нападений. Загнуться там можно было и в аварии, и от инфекционных болезней. В отношении последних, Афганистан это вообще страшное место. Заболеть гепатитом при их воде было проще простого. Мне вот повезло, а некоторые ребята в нашем гарнизоне за год умудрялись желтухой по два раза за год переболеть (какое там здоровье после этого). Я как то через один гарнизон ехал, и меня попросили солдата в больницу подвезти. Садиться парень, оружия нет. Спрашиваю, мол «Что там случилось, браток». А он мне: «Да тиф». Такое явление там было обычным. Малярия тоже была не редкостью. Я уже когда домой вернулся, то ко мне из больнице пришли и поставили на учет инфекционного отделения. И это при том, что я не болел. Как выяснилось, всех, кто в Афганистане служил, на такой учет ставили. Вон председатель нашей городской организации Стас Воловик переболел малярией в Афганистане. После ранения лежал в госпитале в Ленинграде и там снова заболел малярией. На него профессора приходили смотреть, потому что такие случаи вообще были в медицине невероятными. Так что, ничего хорошего для здоровья служба в Афганистане не давала.
- Кстати, были ли у водителей бронежилеты и какие-то дополнительные средства защиты ваших машин. Правда ли, что водители в Афганистане часто снимали двери в кабинах, чтобы иметь возможность быстро покинуть машины?
- Бронежилеты были. Весили, наверное, килограммов 16. Хотя трудно сказать однозначно, были ли они такой уже гарантией безопасности. По моему мнению, они больше защищали от осколков, чем от пуль. Отмечу, что пули 5,45 со стальным сердечником с определенного расстояния легко прошивали пластину, которая находилась в середине бронежилета (этот эксперимент я проводил лично). А у «духов» ведь были автоматы калибра 7,62 с более мощными пулями. Знаю, что спецназовцы, которые часто наведывались в наш гарнизон во время своих рейдов горами, бронежилеты не брали. Да и мы (водители) свои бронежилеты в основном размещали на дверцах машин, потому что в кабине с ним было очень неудобно, мешали ужасно.
Относительно автомобилей, то в нашем автомобильном батальоне многие из них были обшиты 5 мм листами бронированной стали. В автобате был такой себе командирский «Урал» в кузове которого стояла еще и зенитка. Правда, мне достался «КамАЗ» без брони. Не знаю, как водители в других частях Афганистана, но двери кабины я не снимал. Ведь в горах, особенно зимой, с открытой кабиной много не поездишь.
Продолжение-3...
- Вообще, я приучился покидать кабину машины по собственному алгоритму. Сначала рвешь на себя «ручник». Машина в таком случае еще секунды три продолжает двигаться. Одновременно одной рукой я открывал двери, а второй хватал автомат, который всегда лежал рядом (за спиной у водителя было специальное крепление для автомата, но его никто туда не клал, поскольку в случае нападения достать его просто не успеешь) и выпрыгивал из машины. Я часто сам для себя отрабатывал эту схему «ручник-автомат-двери» и делал это достаточно часто просто так для себя. И такие тренировки меня не раз выручали..
- Бывало так, что чувствовали, что пуля прошла совсем рядом, по стеклу дырки? Как это воспринималось, был ли какой-то страх?
- Ну у вас и вопросы кровожадные.(смеется). Сразу ты об этом не думаешь. Действуешь, как говорят «на автомате» и просто пытаешься быстро выйти из под обстрела. И уже потом, спустя некоторое время появляется тревога, волнение, понимаешь, что вот оно – рядом прошло. Как сейчас помню, под Новый год, 27 декабря, я только вылез из кабины и отошел от машины, как тут в нее и влетело… Не знаю, из чего стреляли, откуда то сзади прилетело, но кабину просто разворотило. Заглядываю, а вместо сиденья водителя – огромная дыра. И самое интересное, что в тот момент я больше всего расстроился из-за того, что вместо того, чтобы отмечать Новый год в своем гарнизоне, мне пришлось ехать на ремонт в КП батальона. Сама поездка выглядела со стороны комично – я сидел на сиденье пассажира (потому что сиденья водителя просто не было) и, скрутившись через кабину, крутил руль. Хотя, если посмотреть, ничего смешного ведь не было. Помню, что в тот момент меня как будто что-то подтолкнуло выйти из машины. А потом мне пришло письмо, в котором моя девушка писала, что накануне этого дня ходила в церковь и ставила там свечку. Вот и думай теперь, что это – совпадение или же высшие силы вмешались.
- Что было Вашим личным оружием?
- Автомат АК-74 калибра 5,45 мм, или как его еще называли из-за нескладывающегося приклада, «весло». А вот укорочены АКСУ у нас никто за оружие не считал, слишком уже маленькая дальность стрельбы. У наших офицеров не было даже пистолетов, все были вооружены автоматами. Наш лейтенант как-то шутя сказал, что из пистолета Макарова даже если захочешь застрелиться, то в висок себе не попадешь. Стоит отметить, что особой популярностью (особенно у офицеров) пользовались магазины от ручного пулемета Калашникова (калибра 5,45) которые подходили к автоматам. Они хоть и были длиннее стандартных, но вмещали больше патронов (45 штук). Что касается гранат, то мы одинаково пользовались как наступательными РГД- 5 так и мощными Ф- 1. Были специальные горные гранаты, правда их было не так много, всего несколько штук. Их особенностью было то, что после поставки на боевой взвод, она взрывалась от удара, а не через 4 секунды как обычная лимонка. В горах она была очень уместна, но бросать ее нужно было осторожно, чтобы она не взорвалась в руке. Честно говоря, гранаты бросать нам было так же привычно, как простые камни. Этому нас неплохо научили еще в учебном центре.
Кстати, у нашего особиста в автобате была американская М-16 (видно трофейная). Вообще, наше оружие было лучшим и афганцами очень ценилось. Хотя, помню, подвозил двоих офицеров, смотрю, а у него автомат какой то арабской вязью покрыт. Сказал, что трофейный.
- Насколько хорошо стреляли наши солдаты в Афганистане и вообще, насколько вопрос выживания зависел от умения стрелять?
- Опять же, должен сказать, что нас действительно неплохо тренировали в учебке, на жалея патронов. Поэтому стреляли с самого начала достаточно неплохо. По крайней мере, у нас из автоматов все били хорошо. Многое зависело от «ощущения» именно своего оружия. К своему автомату просто привыкаешь и потому стреляешь из него лучше. Помню, когда мы уже после возвращения сдали оружие – чувствуешь себя как будто голым. Там настолько привыкаешь, что автомат у тебя под рукой в любой ситуации, что потом перестроиться очень трудно. Ты ложишься спать - кладешь его рядом, в машине он всегда под рукой.
- Или были какие-то особенные способы стрельбы? Я слышал, что в Афганистане в случае боя практически не было времени долго целиться через мушку, а стрелять.
- Да мы все стреляли как «ковбои». Причем действительно особенно не прицеливаясь. Кого-то долго выцеливать через мушку обычно времени не было. Стреляли так, чтобы одновременно видеть обоими глазами, что происходит вокруг. Если нападение внезапное, то рожок автомата пустеет чуть больше, чем за три секунды. Если идет перестрелка, то бьешь короткими очередями, при этом в мозгу как бы считаешь, сколько патронов осталось в магазине. Да и вообще в жизни все далеко не так как в кино. Нас в основном обстреливали ночью. Такого, чтобы «духи» как в кино в полный рост толпой шли, на моей практике не было. Я сейчас вообще не могу смотреть фильмы о войне, даже ту же «9 роту», потому что всегда сижу и комментирую какие-то ляпы или нелогичности. То там автомат не такой, то магазин не от того оружия, то бегают с насадками для холостой стрельбы и так далее. Такое ощущение, что у них не консультанты, а бог знает кто.
Надо сказать, что тактика действий у каждого вида войск были разными и зависели от специфики их заданий. У нас водителей были свои особенности. А когда к нам в гарнизон временами заходили спецназовцы, то во время общения мы узнавали, как воюют они. Как я уже говорил, бронежилеты в горы они не брали. 16-кг лишнего веса в их работе были не нужны. Так вот, эти воевали по-своему. По их словам, главным было первым увидеть противника. Если засек ты его, то победил. Но если первыми их засекали моджахеды, то здесь надо было «делать ноги» и чем скорее, тем лучше. Ребята там были все крепкие и спортивные. Опять же, я могу говорить лишь о том, что видел и слышал от конкретных людей в том районе, где служил. Вполне возможно, что в других частях Афганистана была своя специфика, и что-то было иначе.
- Александр, Вы были участником и очевидцем выведения группировки советских войск из Афганистана. Что вы помните об этом периоде?
- Сам процесс выведения начался 15 мая 1988 года и длился полгода до 15 февраля 1989-го. В этот период нам было особенно горячо, ведь нападения на трубопроводы были очень интенсивными. При этом выводилось огромное количество техники, которой нужно было горючее. Поэтому мы, трубопроводчики, оставляли Афганистан одними из последних. Я с нашей частью сделал это 9 февраля. Поскольку я водитель, все это время продолжал ездить по разным местам и гарнизонам. Бывало, едешь, а навстречу тебе колонна. На технике транспаранты с надписями "Домой", "На родину" и т.д. А ты проезжаешь мимо них совсем в противоположную сторону и завидуешь, что они возвращаются, а ты нет. Но ничего, пришел и нас время, пошли и мы. Дождались, пока соберется вся наша часть и колонной отправились домой. Именно там, на границе, я передал свой КамАЗ какому-то афганскому водителю. Выходили через пограничный город Хайратон. Его еще называли "город-склад", поскольку там размещалось много баз, которые занимались снабжением советских войск. Признаюсь, что в конце службы мы стали даже очень осторожными (просто обидно было погибнуть перед самим выходом), всегда набирали побольше патронов, и тому подобное. Ребята, которые выходили с нами рассказывали, что в период выхода на горах можно было увидеть «духов», которые следили за нашими колонами и по рациям докладывали своим командирам. Нужно сказать, что отходили мы организованно. Бывало, можно было увидеть такой себе «заслон», который состоял из артиллерии и бронетехники, прикрывающий направления отхода. Я как то зашел на таком «заслоне» в гости к самоходчикам (самоходные артиллерийские установки). Разговорились, спрашиваю, мол есть ли у них в экипажах ребята с Украины. Думал, с земляками встречусь. А мне говорят, что был один парень. Но перед самым выходом их самоходка на мину налетела, и взрыв как раз рядом с ним прошел… Вообще, стоит сказать, что к концу войны «духи» были оснащены по полному. Ребята рассказывали, что если в первые годы мины и фугасы они в основном делали полукустарно, то потом у них появилось все. Естественно, что и воевать было с ними трудно.
– Вы помните свои ощущения, когда наконец то пересекли границу?
- Да помню. Перед самим выходом с нами провели инструктаж, где сурово предупредили, чтобы ничего с собой запрещенного не везли (в первую очередь, оружие и наркотики). Предупредили, что до утра идет добровольная сдача оружия. Мол, кто сдаст до утра, потому ничего не будет. А вот если завтра при пересечении границы что-то найдут, то дадут едва не пять лет тюрьмы. Мы тогда еще подумали «Ничего себе расклад. Из огня да в полымя». При этом пугали, что «даже если через много лет какой-то пистолет выстрелит, то вас все равно найдут». А ты думаешь «Блин, да какое там оружие, кому оно нужно. Здесь побыстрее домой попасть, кому нужно, чтобы тебя еще таскали". Беседу проводил сотрудник таможни, потому что мы так и не смогли понять, что у него за эмблема. Он нам рассказывал, что в той части, которая выходила перед нами везли с собой столько оружия, что можно было едва не маленькую армию вооружить. Один с собой саблю в сапоге провозил, кто-то кинжал, кто-то пистолет. Обидно, но брали нас в основном на испуг. Уже когда пересекали границу никто нас не досматривал. Хоть бы собаку какую-то пустили, ради приличия. У нас один солдат, из Башкирии, во время перехода не свою шапку на голову натянул. И уже в Союзе обнаружил, что в ней было две палочки «чарса» спрятано. Нашли бы на таможне – были бы проблемы. А так был лишний случай покайфовать. Наверное, много все-таки удалось провести в Союз чего попало.
Окончание...
- Но вот Афганистан позади. Когда Вы вернулись домой и как это было?
– Домой я попал не сразу, нужно было еще дослужить. Где-то до 23 февраля 1989 мы еще находились в Термезе. В этот период весь личный состав нашей бригады представили на награждение медалью "За боевые заслуги" за участие в процессе выведения войск.
(Выдержка из представления на награду Александра Гринера : "В период с 23 по 30 января 1989 года принимал активное участие в составе патрульно аварийной команды по восстановлению трассы трубопровода в районе перевала Саланг. н.п.Джабаль-Усарандж-Баграм при активном ведении боевых действий с бандитами оппозиции. Работали днем и ночью над устранением 91 диверсии, подвергались обстрелам 46 раз, вступали в бой 17 раз. Под огнем оппозиции заменили 906 метров трубопровода в сложных условиях горной местности при обильных снегопадах, чем обеспечили бесперебойную подачу горючего для вывода частей временного контингента Советских войск в Республике Афганистан. Вывод: За мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых заданий командования достоин награждения медалью "За боевые заслуги" Командир 276 трубопроводной бригады полковник С.Коваленко.")
- И как, получили эту награду?
- До сих пор ожидаю (смеется). Может представление где-то потерялось, такой бардак везде уже был. Да и тогда это было уже не важно. Главное было живым вернуться. После Термеза нас самолетом перевезли в автономный округ Азейбарджана. Попал опять в автомобильный батальон в городе Нахичевань. Там тогда была достаточно непонятная ситуация (именно в этот период набирал силы конфликт в Нагорном Карабахе межу армянами и азейбарджанцами). Когда нас везли машинами на каждом перекрестке стояли посты, танки, боевые машины, солдаты в касках с оружием. Мы на это все смотрим и думаем: «А куда это нас привезли? Не успели от одной войны убежать, как сразу в другую». Вечером только легли спать, слышим пулеметные очереди. Мы как подскочили. Тогда нам и объяснили, что теперь все это обыденное явление. К счастью, долго там мне служить не пришлось. Кстати, за это время наш автобат умудрился занять второе место по стрельбе в дивизии (при себе говорила наша практическая афганская подготовка). И это за всю историю существования автомобильного батальона. На «дембель» я пошел уже 28 апреля.
Ехал сначала поездом Баку-Киев. Дал своей невесте телеграмму, в которой написал когда прибываю. Но забыл отметить номер вагона. В Днепропетровске выхожу с вокзала, а она стоит на лестнице ко мне спиной. Позвал, она вернулась. А здесь я, такой не по-зимнему загоревший…
В Орджоникидзе приехали на автобусе. В 35-ом микрорайоне вышли, там у меня брат жил, зашли к нему. На его машине поехали на работу к отцу (он тогда тоже в железнодорожном цехе работал на электричке). Брат говорит: «Сиди в машине, а я отца позову». Я же сижу, ожидаю. Вижу, идет отец, я вылезаю из машины. Он меня увидел и от неожиданности аж присел, потому что ноги не держали. Растерялся. Ну а там уже домой поехали, мать радостно шумит, на стол накрывает. Наверное, тогда только понял, что все осталось позади.
- Вы как-то сказали, что после Афганистана не захотели пойти работать в автотранспортном цехе комбината и решили стать железнодорожником.
– Да просто «накатался». Когда ты каждый день на трассе, то как бы не осторожничал, без неприятностей не обойтись. Есть вещи, о которых лишний раз просто вспоминать не хочется. Например, если на своем «КамАЗе» над пропастью зависаешь, и думаешь, что все. Или что то другое. Там каждый делал свое дело и каждый рисковал одинаково будь ты десантник, танкист, водители или трубопроводчик. К нам на фестиваль афганской песни «Перевал» приезжал из Донецка исполнитель Сергей Чичаев. Он мужик колоритный такой, в широкой шляпе-афганке выступает. Ну как то потом разговорились, кто и где служил, в какие года. Он как узнал, что я в трубопроводной бригаде водителем был, то вот так при всех шляпу свою снял и поклонился. Говорит мол, «сколько вам ребята в своих изолированных гарнизонах выдержать пришлось, чтобы горючка доставлялась, даже представить сложно». Или же помню историю. В нашем автобате была машина, которая по гарнизонам хлеб развозила. Обычный «ГАЗ» с алюминиевым кузовом, типичная хлебовозка. И че тому духу захотелось, но он с гранатомета по ней и пальнул. Граната прошла между водителем и прапорщиком, проткнула кабину и взорвалась уже в кузове. Этот прапорщик потом из осколка этой гранаты себе талисман сделал и при выходе всем журналистам его показывал., радостный такой был, все рассказывал как ему повезло. А ведь казалось бы, что героичного человек сделал – хлеб вез. Но ведь тоже рисковал, как и все мы.
– Скажите, если бы Вы могли прожить жизнь сначала и получить шанс не попасть в Афганистан, то им бы воспользовались?
– Не знаю… Недавно слышал по телевизору, что сегодня многие афганцы сознаются, что «когда были шурави было лучше". Тогда в той стране школы строились, электростанции. Американцы же сегодня их только бомбят.
Иногда тянет туда… Трассу свою помнишь, ущелье. Сниться часто. Не знаю… Просто это молодость, когда все только начинается и в которой тесно переплетается и плохое, и хорошее. И представить одно без другого просто невозможно. Мы были молодые и много над чем не задумывались. О будущем вообще тогда как-то не задумывались. Для меня Афганистан сегодня одновременно и далекий, и близкий. Знаете, в одной из песен группы «Контингент» есть такие слова «Мы оставили там свои души». И, наверное, действительно у каждого из нас там осталась часть души. Осталась навсегда.
*****************************
Подняться на верх страницы
Вернуться на главную