– Вот здорово – Серега! Меня тоже Сергеем зовут! А где в Кургане живешь? Где сейчас служишь?

И пошло - поехало ... Общие знакомые нашлись. Оказывается, мы в одной части служим. Я в первом батальоне, а Сергей Шумков, за БТРом которого я столько наблюдал, – во второй роте нашего батальона. Мы ведем наблюдение от Хинджана в сторону Саланга, а они от Хинджана в сторону Пули-Хумри. И завязалась дружба, продолжающаяся и по сей день. Серегу, правда, вскоре здорово на фугасе тряхануло. Колесо БТРа в сторону отбросило, а Шумкова контузило. Но он не растерялся, вызвал подмогу, оборону держал. До самой демобилизации в батальоне у нас говорили, как начальник штаба майор Санталов со своей груди депутатский знак снял и перед строем Сергею на гимнастерку прицепил, сказав: “Самое дорогое, что могу”. Такие награды больше ордена стоят, когда от всего сердца и принародно.

К боевой награде Шумкова представляли, но он ее так и не получил. Это часто в Афганистане случалось. Так что если у солдата-афганца наград нет – это еще ни о чем не говорит.

Сергей Потапов сидит второй справа

Служили в моем взводе Володя Пузырный и Валера Мельник. Отличные пулеметчики и водители БТР. Часто приходилось им по тревоге выезжать на устранение диверсий на трубопроводах горючего. Их так и звали – «трубачи». Служба была у них нелегкая. Как диверсия, так ожидай засаду. Много раз они рассеивали огнем из пулемета засады моджахедов. А как-то раз при замене трубы “духи” устроили мощный налет, шквальный автоматный и гранатометный огонь. Разорвало трубу, горючее струей ударило по броне – и БТР вспыхнул. Бойцы стали спасать машину: вывели «бронник» из-под огня, выбросили боезапас, чтобы БТР не взорвался. Сами получили много ожогов. А бронетранспортер тот в батальоне на постамент поставили как память мужеству моих бойцов. Разве такое забудешь?

Служил в моем взводе Сергей Титовский из села Киселевка, что на Черниговщине. При устранении диверсии на трубопроводе он погиб. Осколок гранаты пробил комсомольский билет и сердце Сергея. Очень мы все переживали о потере замечательного товарища и бойца. Несколько раз я брался за ручку и бумагу, чтобы сообщить о горе его маме Ольге Николаевне, и не мог. Ведь это матери письмо. О награде его – ордене Красной Звезды – писал в разные инстанции. И как был рад, когда приехав через полтора года на Родину героя вместе со своей женой Таней и сынишкой, чтобы положить цветы на могилу боевого товарища, узнал, что орден сына вручен Ольге Николаевне.

И мать, и односельчане боевого нашего товарища с огромным уважением отнеслись к нашему приезду. Да и не должно быть иначе. Святое дело память однополчан.

Об афганских пацанах сердце болит, красивые ребятишки. С каким восторгом носились они вслед за нашими колоннами! И еще запомнился садовник в Хинджане. Какие прекрасные розы цвели у него в саду! Он, проходя мимо, уважительно раскланивался с нами, проводил ладонями от глаз к подбородку как бы совершая намаз. Но никогда не разговаривал. Позднее я узнал, что у него душманы отрезали язык, но за что это было сделано, я не знаю. Помню только его печальные глаза и выращенные им прекрасные розы.» [свернуть воспоминания]

Духи били по дороге с ДШК. Его прицельная дальность 3500 метров, скорострельность 150 выстрелов в минуту. Также били с 82-миллиметрового миномета. Достать их с трассы было крайне тяжело. Так что командованием батальона было принято решение занять эту господствующую высоту и разместить на ней выносной пост с кодовым названием «МАРС».

Операция началась в 4 часа утра. Для её проведения подтянули полковую разведроту и разведчиков из других батальонов. Вдоль дороги сосредоточилась бронетехника.

По команде начали восхождение. В гору потянулась вереница разведчиков в общей сложности примерно из 120 человек. По тропе шли впервые. Угол подъёма был достаточно крутой. На многих участках поднимались с использованием всех четырёх конечностей. Каждый участник группы был загружен под завязку. Сразу поднимали воду, продовольствие, боеприпасы, цемент. Каждый нёс на себе вес от 30 до 50 килограммов.

Я нёс 4 коробки мин, по две в каждой руке. В каждой коробке по 3 мины. Вес 82-х миллиметровой мины - 3,6 кг. Всего - 12 мин, общим весом 43,2 кг. По 22 кг в кисти каждой руки плюс автомат и собственный боекомплект. Ручки у минных коробок тонкие, нести их было крайне неудобно, кисти рук сводило до судорог. Я сжимал покрепче зубы и с перетянутым лицом тянул свои 12 мин почти что в забытьи. Видимо, замечая мои предельные состояния, мне иногда помогали Амир Сайфутдинов и Виктор Удодов – старшие меня на полгода разведчики. И так непрерывно поднимались в течение 3 часов. Примерно в 7 утра мы заняли высоту.

Духи встретили нас огнём. Били с противоположного склона ущелья Чандоран и с более высоких вершин правой стороны хребта. У нас появились раненые. Впереди был длинный летний день, сумерки наступали только через 15 часов. Под огнём приступили к постройке долговременных укреплений: замешивали цемент, собирали камни, выкладывали стены будущего выносного поста. Ниже уровня стен, насколько это было возможно, вырывали углубление, служившее полом укрытия. Впоследствии его формировали, взрывая тротиловые шашки. Часть группы при этом начала спускаться вниз к дороге для повторного подъёма воды, боеприпасов и стройматериалов.

Поначалу пост был небольшим сооружением, но впоследствии он укрепился и превратился, по сути, в полноценную боевую крепость. Стены имели толщину 80–90 сантиметров. Вокруг поста были расставлены противопехотные мины, сигналки, уложено малозаметное препятствие – проволока-путанка. Подойти к посту можно было только по одной тропинке.

Личный состав выносного поста «Марс» состоял из 12 солдат и одного офицера. На вооружении были 82 миллиметровый миномёт («Поднос»), крупнокалиберный пулемёт «Утёс», АГС - автоматический станковый гранатомёт. Запас боеприпасов составлял 4–5 боекомплектов к каждому вооружению.

Последующие подъёмы на «Марс» занимали два, два с половиной часа. Разведвзвод совершал такие подъёмы регулярно. Мы никогда не поднимались «пустыми». Всегда прихватывали по 20–30 кг груза на каждого. Брали воду, еду, боеприпасы.

В общей сложности я лично в составе разведгруппы за полтора года службы поднялся на «Марс» не менее пятидесяти раз. И каждый раз нес на плечах либо мешок цемента, либо мины, либо термос с водой, либо ещё что-то. Порой совершали по два подъёма за день. Спускались почти бегом за 15–20 минут. Честно говоря, за все полтора года службы в Афганистане я не помню себя, валяющимся на кровати в дневное время суток, за исключением полуторачасового послеобеденного отдыха. Мы всегда были чем-то заняты. Бывало, выезжали по тревоге по два раза на день. А когда не было «боевых», то укрепляли свою заставу, поднимали на выносные посты грузы, либо делали что-то ещё, где буквально не приходилось стрелять.

Батальонная разведка...

При всём моём уважении ко всем прошедшим войну в Афганистане я порой, без преувеличения, даже «смущаюсь», когда кто-либо «гордится» тем, как пил водку или посылал старших по званию «куда подальше». Первый разведвзвод 1 мотострелкового батальона 177 мотострелкового полка в период моей службы пахал, как «папа Карло». Времени на разгильдяйство не было от слова «вообще». Если бы мы вели на заставе праздный образ жизни, мы бы все просто сдохли в горах под теми нагрузками, которые нам приходилось преодолевать. Может это кого-то удивит, но у нас каждое утро была десятикилометровая пробежка – с автоматом и в 18-килограммовом бронежилете, набитым гранатами и одетым на голый торс. Не зная наверняка, мы интуитивно догадывались, что по всей видимости наш разведвзвод был единственным советским подразделением в Афганистане, кто практиковал такие утренние пробежки вне территории заставы. А после пробежки - спортгородок. И всё это вместе с командиром батальона Валерием Вощевозом. Он и ввёл это в норму и во всём участвовал лично. В казарме разведчиков в этот момент мог остаться только дневальный. Вот отсюда и бралось уважение к командиру и готовность выполнять его приказы. У разведчиков 1МСБ 177МСП было именно так.

Стоит отметить, что с того самого места, где разместили сторожевой пост «Марс», по нашим колоннам регулярно вели огонь два предателя, перешедших на сторону противника. Речь идёт об Алексее Оленине, или Рахматулле и о Николае Выродове, или Насратулле. Они активно участвовали в ведении боевых действий против советских войск. С нашей стороны за ними неоднократно велась охота. Однажды силами разведвзвода был взят в плен один из местных главарей банды. Через сотрудников афганской госбезопастности (ХАД) с мятежниками была получена договорённость об обмене их командира на дезертировавших советских солдат. Но как только предатели узнали, как с ними собираются поступить духи, они взяли оружие с боекомплектом, поднялись в горы, заняли выгодную позицию и открыли огонь по советским колоннам, следовавшим в направлении перевала Саланг. Пораженный их убеждённостью в борьбе со своими соотечественниками, полевой командир Суфи Паянда сделал их своими названными братьями и отказался от обмена. Так они продемонстрировали свою преданность мятежникам.

С выставлением сторожевого поста «Марс» обстановка на участке дороги от ущелья Чандоран до кишлака Лальмаи значительно улучшилась. Хотя духи и не прекратили совершать обстрелы, но были вынуждены делать это более осторожно. Быстрее уходили после нападений, не преследуя цель сжечь всю колонну целиком. Старались уйти, не раскрыв своих позиций, до прибытия наших групп.

Всего у 1МСБ 177МСП было 19 сторожевых постов (секретов). Вот те, которые удалось вспомнить: Марс, Луна, Алмаз, Жемчуг, Высота, Гора 21, Гора 22. Всех, служивших непосредственно на самом сторожевом посту «Марс» и на остальных секретах, считаю настоящими героями.» [свернуть воспоминания]